Его мать (Прасковья Андреевна Закревская), женщина своенравная, не любила его и не позволяла ему выйти из пансиона лет до 18. Однажды мой брат Василий Васильевич [Кочубей], бывший тогда уже в Преображенском полку, приехал в пансион и уговорил его выйти оттуда, повторяя: "Долго ли ты будешь здесь оставаться? Ведь ты совершеннолетний - пойдем служить". Тот согласился, брат взял его с собою, представил своему полковому командиру, и с тех пор Потёмкин начал службу.
Он любит театр, занимается литературой и волочится за Вальберховой… Это наидобрейший и прелюбезнейший человек в свете, готовый на всякую услугу и на всякое доброе дело… Он такой хлебосол и такой мастер на угощение, что едва ли кто может в этом отношении сравниться с ним в Питере.
Мы уверены, что долго ещё наши актёры не привыкнут к отсутствию графа Потёмкина, долго будут с грустью смотреть на его кресло, опустевшее или занятое другим, незнакомым, чужим для театра человеком.
Так как Сергей Павлович был ужасный мот, а мать ему денег не давала, то он выдавал векселя, иногда в несколько тысяч рублей... Получив, таким образом, некоторую сумму денег, Потемкин давал пир горой. Собрания эти бывали довольно весёлые; трактовали на них всего больше о литературе (в числе гостей было много известных литераторов), - о политике речи никогда не заходило, - а главным образом на этих вечерах хорошо пили и ели.
- Да помилуй, ведь врата совсем не соответствуют стилю твоей церкви. С моим замечанием Потёмкин тотчас согласился, - и что же я узнаю? Немного спустя после моего отъезда, он приказал церковь сломать и начал постройку ее снова.
Когда Потёмкину в потёмках
Я на Пречистенке найду,
То пусть с Булгариным в потомках
Меня поставят наряду.